ГИПЕРБОРЕЯ: ІХ раздел Серикбол КОНДЫБАЙ Древние тюркские этнонимы Часть 9

ГИПЕРБОРЕЯ: ІХ раздел Серикбол КОНДЫБАЙ Древние тюркские этнонимы Часть 9 Калша Кадыр Согласно одной из казахских генеалогических легенд, имя первопредка казахского народа – Қалша Қадыр. В древние времена после кровопролитной битвы тяжело раненный молодой батыр по имени Калша Кадыр остался лежать один в безлюдной степи. К умирающему воину с неба слетела лебедица, которая напоила его водой и исцелила его раны. Эта лебедь (гусыня) была девушкой-пери. Выздоровев, Калша Кадыр женился на ней. У них родился сын, которого назвали Қазақ. У Қазақа было три сына – Ақарыс, Жанарыс и Бекарыс, от них и пошел казахский народ. Это поздняя мифо-генеалогическая легенда, созданная в средние века. Чтобы реконструировать первоначальный миф, мы сосредоточимся на двух моментах – имени Қалша и его «прародительской» функции. Сами по себе эти два факта способны многое прояснить для нас. Слово қалша образовалось из соединения слова қал и ажа: Қал-ажа > Қалажа > Қалжа > Қалша. Присоединенное к имени Қал слово ажа позволяет предположить «змеиный облик» древнего персонажа. Имя Қалша заставляет вспомнить имена матери Ал (Хал) в кавказском мифе, праматери Шалаш (Шалуш) в хурритском мифе, прародительницы Калташ-эва (Калч-эква, т.е. Калыш-эква) в мифологии манси (угоров). Первоначально Калша являлся не мужским, а женским персонаж, это следует уже из общего корня (праформа қал) этого имени и казахских слов келін, келіншек, қалыңдық, қалың мал, қалжа, имеющих отношение только к молодым женщинам. Қалжа, как мы уже объясняли, – это молодняк скота (или мясной бульон), зарезанный специально для роженицы. Вероятнее всего, в древние времена животное, зарезанное для питания роженицы, представлялось жертвой, посвященной божеству по имени Калжа, покровительствовавшему разрешившимся от бремени женщинам. Уместно также вспомнить забытое слово қалаш, употребляющееся сейчас только в словосочетании қатын-қалаш, значение которого вполне однозначно. Қалша > Қал-әже – прародительница казахов, а значит также и «правительница страны предков в потустороннем мире», т.е. «повелительница мира мертвых». Халаши Первый раз этноним халаш упоминается в составе левого крыла Западнотюркского каганата – в пятерке Туглук[42]. Состав этой пятерки: чумукун, улуг-ок, жабдид, тюркеш-халаш, суниш[43], т.е. племена, обитавшие к востоку от реки Чу. Как мы видим, название халаш употребляется в паре с названием тюркеш. Это 648 год. Какова была дальнейшая судьба халашей? Из имеющейся у нас в распоряжении литературы трудно составить целостный рассказ о их исторической судьбе. Тюркеши в 704 году добились превосходства в Семиречье, создали Тюркешский каганат, просуществовавший до 766 года. По известным сведениям, начиная с ҮІ века (а возможно и до того) тюркеши населяли территорию между реками Чу и Или. Почему при описании истории Тюркешского каганата не упоминаются халаши, до того называвшиеся в паре с тюркешами? У нас нет ответа на этот вопрос[44]. Возможно, они уже в ҮІІ веке отделились от тюркешей и мигрировали в Среднюю Азию. Тюркеши в 760 году отразили нападение арабов, однако в 766 году карлуки Алтая и Или разгромили Тюргешский каганат и создали свой собственный. Тюркеши Джунгарии оказались под властью уйгуров, а семиреченские – карлуков. Следующее упоминание халашей встречается в труде Ибн Хордадбека. В написанной в 846-847 годах «Книге путей и провинций» он, опираясь на сведения оставшегося неизвестным автора ҮІІІ века, описывает картину тюркского мира того времени. Ибн Хордадбек в качестве границы тюркского мира с мусульманами указывает реку Амударью. На «мусульманской» стороне – т.е. на левом берегу – Амударьи обитает всего два тюркских народа, это тохаристанские карлуки и халаши (халадж), остальные тюрки населяют огромное пространство к востоку и северу от Амударьи[45]. Если часть карлуков населяла Тохаристан, т.е. современные афганистанские земли Термез, Балх и Герат (это подсказывает географическая логика), то можно предположить, что халаши населяли Чарджоускую область Туркменистана, окрестности города Керки, к тому же стоит отметить, что на левом берегу Амударьи, рядом с Керки в наше время находится населенный пункт Халач. Если считать, что калаши известной исторической эпохи вышли из Семиречья, то можно предположить, что часть их достигла Юго-Восточной Туркмении около 780-800 годов. Сведений о халашах последующих четырех-пяти веков у нас нет. Кадыргали Жалаири и Абульгази в своих трудах говорят об этнониме халаш (қалаш) в связи с Огуз-ханом, возможно, Рашид-ад-дин (ХІҮ), записавший до упомянутых авторов свой вариант легенд об Огузе, также упомянул халашей. Абульгази в своем труде, написанном в середине ХҮІІ века, пишет, что одно время халашей было много в Мавераннахре, что они присоединились к стране Аймак, а также, что часть их живет в Хорасане и Ираке. Судя по выражению в прошлом времени «...было много в Мавераннахре...», халаши в какой-то период населяли междуречье Сырдарьи и Амударьи (это, если брать по максимуму, ҮІІІ-ХҮ века). Мы предполагаем, что халаши в ІХ веке, еще до печенегов населяли морское побережье Мангистауского полуострова. Исторических документов в пользу этой гипотезы у нас нет, однако к такому суждению подталкивают результаты топонимического (Қалипан) и мифо-эпико-лингвистического («Огузнаме», эпический цикл «Сорок крымских батыров») анализа (эту гипотезу мы планируем развернуть в одном из последующих трудов). Сейчас остатки народа халаш (халадж) живут в Иране. Халаджи (каладжи), как и другие, известные в свое время под общим названием кызылбас племена, говорившие на различных диалектах туркмено-азербайджанского (огузского) языка, а сейчас иранизировавшиеся, такие как кызылбас, афшар, шахсеван, карапапах, карадаг, каджар, кенгероглу, инанлу, бахарлу, нафар-хамсе, хорасан, пичагчи, карай, карагозлу, теймурташ, байат, гоудари, живут в разных уголках Ирана. Основное место их сосредоточения – маленький район к западу от города Кум, в 200 км к юго-западу от Тегерана[46]. Халашский язык обычно рассматривается как диалект туркмено-азербайджанского языка, однако некоторые языковеды (например, Г. Дерфер) считают его отдельной ветвью языков, сохранившихся от древнетюркского языка. Решение этого вопроса является очень важным, т.к. «первоначальные» халаши населяли в ҮІІ-ҮІІІ веках Семиречье, поэтому их первоначальные истоки могут быть связаны с древними усунями. ***Абульгази в своем труде в связи с Огуз-ханом приводит профанизированный, изменивший облик отголосок мифа о халашах, точнее о происхождении этнонима халаш. Некий человек, стремясь накормить свою только что разрешившуюся от бремени жену, на берегу реки увидел чайку (?), только что схватившую фазана. Ударив чайку палкой, он отобрал у нее фазана и сварил его для жены. Из-за этого он отстал от войска, присоединился к Огуз-хану с опозданием. Узнав причину опоздания, Огуз-хан обеспечил его питанием и оставил на месте (Каз. қалу – «оставаться». – Пер.), дав имя халаш. В этом повествовании мы видим миф о Халаше – почти забытый, изрядно потускневший, профанизированный, превратившийся в описание бытового эпизода. Халаш находит и варит птицу для роженицы, что заставляет вспомнить калжу – ритуальную пищу для роженицы. Вообще говоря, в самом имени Халаш, упоминаемом в связи с только что родившей женщиной, можно увидеть отголосок понятия қалың (келіншек, қалыңдық, қалың-мал, қатын-қалаш). В «Огузнаме» рассказывается, как один из воинов кагана бек Темюр Дюкагул (в тексте перевода имя ошибочно разбито на Темюрдю и Кагул) стал называться халашем (калач). Здесь Халаш стал хозяином не имеющего ключа дома из золота, серебра и железа, мы реконструировали через эту легенду его функцию хозяина потустороннего мира, мира мертвых[47]. ***Современные казахские историки практически не занимаются исследованиями древних усуней. Наши «достижения» в этой области ограничиваются повторением переведенных с русского языка сведений и бездоказательной, бессмысленной, отталкивающейся от внешнего сходства «казахизацией» имен усуньских правителей, зафиксированных в древности китайскими иероглифами. В результате один из гуньмо усуней недавно превратился в «уйсуня Елжау». Интуиция подсказывает, что казахские уйсуны действительно наследовали свое имя от древних усуней, однако утвердившийся сейчас подход к исторической проблеме неуместен. Алаша хан Алаша-хан – главный персонаж казахского мифо-генеалогического комплекса. В связанных с его именем легендах мы попытались вычленить некоторые исторические соответствия и мифологические характеристики. Но эта работа далека от завершения. Мифологический пласт легенд об Алаша или Алаше сам состоит из нескольких уровней, в нем сращены мифы разных времен. В качестве примера одного из этих уровней можно указать на общее происхождение имен Алаш (Алаша) и Халаш. По нашему предположению, образ Алаша также первоначально имел женский облик, лишь с усилением патриархальных устоев в кочевом обществе появляется его восприятие как мужского персонажа. Мифов, подтверждающих нашу гипотезу, не сохранилось, однако этимология слова алаша (алаш) указывает именно на это. Первоначальный вариант произнесения имени Алаша (Алаш) – Ал-әже (Ал-ажа, Ал-аджа). Ал-аджа и Хал-аджа – это два фонетических варианта одного и того же имени. Вероятно, неупоминаемая в легендах об Алаше его мать, родившая «больного проказой сына», звалась Алаша. Позднее это имя было связано с самим сыном, т.к. праформа ал (алаг) являлась словобразующей и в его имени. Мифологические имена Алғадай, Алатай также имеют непосредственное отношение к «матери Ал». Ал-ы родословий Имена генеалогических праотцов, образованные на основе праформы ал (ел), присутствуют в тюркских генеалогиях Кадыргали Жалаири и Абульгази (а также Рашид-ад-дина). Родословная тюрков в версии Абульгази, например, составляет пространный список: Йафес > Тюрк > Тутук > Ельше (Амулжа, Ильча) > Дебаккой (Диб-Бакуй) > Кюйик (Киюк) > Алынша (Аланчихан, Алынджа) > Монгол > Карахан > Огузхан > Кунхан > Айхан > Жулдузхан > Менлихан > Тенгизхан > Елхан > Киян и Нукуз. Этот список содержит в себе по меньшей мере шесть мифо-генеалогических комплексов, сформированных в разное время в разных средах. Живший в ХІҮ веке Рашид-ад-дин (или некто, оставшийся неизвестным, еще до него) объединил их. Рашид-ад-дин (или некто, возможно даже и Абульгази), составляя родословную тюрков, был вынужден сравнить между собой и свести в одну систему разные версии, т.к. закон построения любой родословной – генеалогическое древо должно выходить из одной точки (от одного предка) и составлять непрерывную цепочку преемственности поколений. С точки зрения требований генеалогии – это правильно, однако с точки зрения науки такую практику можно рассматривать как фальсификацию генеалогии. Это – вина не только Рашид-ад-дина, точнее, вряд ли это может считаться виной вообще, т.к. подобная тенденция создания родословных существовала и у шумеров, и у египтян, и у римлян, греков, китайцев и японцев. Проблема в том, что современные исследователи до сих пор не понимают эту технологию выстраивания родословных. Современный казахский исследователь родословий вместо того, чтобы поняв технологию выстраивания родословий, использовать результаты анализа родословных в качестве исторического источника, продолжает усугублять ситуацию, смешивая разные варианты родословных и создавая новые иллюзии. Итак, в перечне Абульгази для нас очевидно присутствие, по меньшей мере, шести отдельных генеалогических комплексов (вполне вероятно, что и эти комплексы в свою очередь являются результатами объединения и переработки еще более древних комплексов). Во-первых, первоначальная тюрко-исламская генеалогия. Йафес – его восемь детей, один из которых Тюрк. От Тюрка четыре сына – Тутук, Хакал, Барсажар, Амлак. Имя Йафеса (Яфета) пришло к тюркам в эпоху исламизации. Генеалогический пласт, включающий его имя и список имен восьми его сыновей, одним из которых является Тюрк, был известен уже во времена Махмуда Кашгари (ХІ век). Рашид-ад-дин, как и Абульгази, является продолжателем этой традиции. Генеалогическая модель четырех сыновей одного отца известна со времен скифов и хунну, поэтому пласт «четыре сына Тюрка» можно рассматривать как еще один пример устойчивого архетипа. Второй генеалогический комплекс «четыре сына Монгола – Карахан, Озхан, Козхан и Корхан» является еще одним вариантом этой архетипической модели. Третья родословная: Алынша (Аланчи, Алынджа) > Татар и Монгол. Четвертая родословная: Ельше (Ильча, Абулджа, Амулджа) > Дебаккой (Диб-Бакуй) > Кюйик (Киюк). Пятая родословная: Карахан > Огузхан > Кунхан > Айхан > Жулдузхан. Шестая родословная: Жулдуз (вероятно, первоначально это имя было не в форме Жулдуз (Юлдуз), а в форме Юл или Юлд) > Менли > Тенгиз > Ел (Ельхан) > Киян и Нукуз. Этот Жулдузхан не имеет отношения к Жулдузхану – одному из шести сыновей Огузхана, об этом говорит и сам Абульгази («не младший брат Айхана, а другой Жулдузхан»). Вероятно, появление здесь «двух Жулдузханов» объясняется внешним сходством двух первоначальных, неизвестных имен. По нашему предположению, первоначальным вариантом имени Жулдуз (Юлдуз) в этом комплексе было Юл или Юлд. Значимо то, что имена отдельных родословий Ельше (Ильча, Абулджа), Алынша (Алынджа), Ельхан, Жулдузхан (Юл, Юлд) выглядят как родственные, т.к. эти сгруппированные в один генеалогический комплекс имена разных времен и сред имеют общее происхождение. Попробуем еще раз обратиться к потомкам «второго» Жулдузхана и пояснить их имена. Жулдуз(хан) > Менли(хан) > Тенгиз(хан) > Ель(хан) > Киян и Нукуз. Жұлдыз > Йулдуз или Юлдыз, здесь ыз – древний формант множественности (как в понятия оғыз – огуз, нукуз), отбросив его, получаем слово юлд. Оно происходит от праформы юл (ал, ул). Присоединение к праформе т говорит о возможном родстве с такими мифологическими образами, как греческий Аид, этрусский Айта, скифский Ойто(сир), вайнахский Елда, урартский Халди. Обращение к описанию образов со сходными именами позволяет объяснить забытый образ Юлда. Он – покровитель страны предков в потустороннем мире, повелитель мира мертвых, создатель человечества. Менли (В современном казахском языке меңлі – имеющий родинку мең. – Пер.) – вариант произношения слова мәңгі (вечный). Прежде всего, это персонифицированное Время. Тенгиз (теңіз) – персонификация мировых вод. Ель (ел – страна, народ) – человеческий космос, золотой зародыш, плавающий на поверхности мировых вод. Вернувшись вновь к цепочке имен, получим: Юлд > Манг > Тенгиз > Ель > Киян и Нукуз. Возможно, что мифологическая интерпретация этой цепочки окажется неточной, т.к. очередность имен в списке, скорее всего, не сохранилась в первоначальном виде, какие-то имена были передвинуты, а какие-то выпали вообще. Из других примеров известно, что такие цепочки имеют мифологическую логику, а не являются случайным набором имен[48]. Главное, что тюркские имена Юлд, Ель, Алынджа, Алаша, Эллей, Ельше (ел-әже) могут быть поставлены в один ряд с такими эпонимами – именами первопредков – как илионские (троянские) Ил, Электра, греческими Элл (эллин), Эол, Эл, иллирийским Ил, этрусско-римским Юл. Все эти образы, наделенные функцией прародителя, восходят к умлаутам праформы ал. Албасты Говоря об амазонках, невозможно не затронуть тему казахских албасты, т.к. в образовании этих слов решающую роль сыграла праформа амас (абас) знака абак. Говоря точнее, слово албасты возникло из сложения отдельно развивавшихся понятий (к)ал и абас: ал-абас > албас. Формант –ты (-лы) в конце слова, добавленный в новотюркское время, значительно изменил первоначальный образ ал-абас, фактически поменял характер образа. Кал или Ал – прародительница человечества в облике змеи, первое живое существо, соединившее в себе природу огня и воды, позднее – Мать – Дух-покровитель в потустороннем мире, повелительница мира мертвых; Амас (Абас) – праматерь, т.е. характер двух образов родственен, т.е. слово ала-абас является тавтологией. Сохранившийся до нашего времени образ Албасты отличается от реконструируемого нами образа Ал-Абас, т.к. время в значительной мере изменило первоначальные черты. Албасты – красивая девушка (женщина), закидывающая при ходьбе за плечи свои свисающие груди, расчесывающая золотые волосы на берегу. Она связана с водой, живет в водной стихии. «Любит» ездить верхом на лошади, заплетая конскую гриву. Албасты несет вред молодым женщинам, в особенности перед и после родов, она похищает легкие роженицы и бросает их в воду, душит свои жертвы, сев им на грудь. Таков основной характер образа, однако вследствие того, что образ распространился в мифологии тюркских и кавказских народов, он был дополнен в разных традициях свойствами других образов (например, старухи мыстан, жезтырнак и др.), так что обладает в разных регионах незначительными отличиями в деталях. У казахов албасты также называется марту. Перечислим для начала параллели казахской албасты у других народов: у таджиков – албасти, у лезгин – ал паб (описание повторяет казахский образ албасты, если ал паб даст ребенку грудь, то он умрет, если положит свою грудь на человека, то он умрет, заболеет или сойдет с ума), у лаков – алмас хатун, у татов – ол или дедей-ол, у рутулов и агулов – албасти, у андийцев – гогочи, у грузин – али или алкали (имеет медные зубы и когти, пытается заманить жертву в воду, наделена функциями богини Дали, как и богиня Дали, появляется в виде красивой златоволосой женщины в белом платье; становится верной слугой человека, который отрежет ей волосы и когти), у талышей – ала жен, у удин – хал, у курдов – алк, хал анасы, у белуджей – алг (мерак), у армян – алы или алк, у чеченов и ингушей – алмазы (это лесные духи, изображаются как в виде красивых, так и неприятных женщин, по свойствам ближе к казахской жезтырнак, почти тождественны ей), у монголов – алмас, у кумыков – бастырык, у узбеков – азаткы, мартув, у кыргызов – азаткы, мартуу, у османских турков – кара-кура, у казанских татар – шурале, су анасы, у чувашей – вуташ, у мордвы – вирь-ава, у марийцев – овда, у немцев – альп-фрау, у каракалпаков – мартук, у зеравшанских узбеков – сары кыз, у западносибирских татар – сарышаш.